Глава 2. Основные результаты языкового строительства в Кыргызстане в конце XX－
10. Выводы к Главе 2
國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
10. Выводы к Главе 2
1. Результаты ЯП в Бишкеке на примере реальной ЯС в этом городе. По данным переписи населения и жилищного фонда КР за 2009 г., в Бишкеке кыргызы составляют 552957 чел. (или 66,2%), представители других тюрских народов (уйгуры, татары, узбеки, казахи, турки и азербайджанцы) — 52197 чел. (6,3%), русские — 192080 чел. (23%), другие европейские народы (украицы, немцы и т.д.) — 10541 чел. (1,2%) [Перепись населения и жилищного фонда КР за 2009 г. в Бишкеке. 2010. С. 35]. Русский язык является языком межэтнического общения в Кыргызстане более 100 лет и получил лишь статус официального языка в Кыргызстане.
Демографически и коммуникативно ЯС в КР несбалансированная. Однако, в результате длительных языковых контактов сформировалась ситуация асимметричного билингвизма, и русский идиом стал родным языком для некоторых представителей этнических меньшинств в Бишкеке: татар (для 4720 чел. среди 12712 представителей этого этноса), уйгуров (для 1018 среди 13380), корейцев (для 6271 среди 12014), узбеков (для 1677 среди 11801), казахов (для 1041 среди 9013), украинцев (для 5819 среди 7987) и немцев (для 1832 среди 2554) [Там же.
С. 48]. Кроме того, представители всех этносов владеют русским идиомом как вторым языком, но для русских приоритетным вторым языком является английский (для 10369 из 16235 представителей этого этноса), а не кыргызский (для 2786 из 16235 представителей этого этноса) [Там же. С. 50].
В действительности, русский идиом стабильно используется в северной части Кыргызстана почти во всех сферах, особенно в высокотехнических сферах. Русский идиом имеет более сильную демографическую мощность, чем кыргызский идиом, оставаясь средством межэтнического общения. Результаты анкетирования только подтвердили это мнение.
2. Результаты ЯП в Оше на примере реальной ЯС в этом городе. В Оше демографическая мощность идиомов иная. ЯС в Оше приблизительно гомогенная, и там кыргызы составляют 123738 чел. (47,9%), узбеки — 114036 чел. (44,2 %), другие тюркские этносы (турки, татары, туркмены, уйгуры, азербайджанцы и казахи) — 10861 чел. (4,2%), а русские — 6348 чел. (2,5%), другие европейские этносы (украицы и немцы) — 473 чел. (0,2%) [Перепись населения и жилищного фонда КР за 2009 г. в Оше. 2010. С. 26]. При этом почти все тюркские народы владеют русским идомом, и более половины русских владеют кыргызским.
Другими словами, там кыргызский идиом имеет сильную демографическую мощность, потому ЯС в Оше более сбалансированная, а билингвизм — ближе к симметричному.
3. Прогнозы, связанные с демографической мощностью идиомов. Русские и другие европейские этносы компактно проживают на севере Кыргызстана, и там все этносы
‧
‧
‧
‧
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
(и английским из-за глобализации), так что государственная ЯП в КР должна учитывать новые экономические реалии, но китайский фактор она при этом учитывает мало.
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
Заключение.
Сопоставительный анализ языковых ситуаций в КР и Китайской Республике
Развитие кыргызского идиома шло тысячелетие, но ЯС в этом регионе всегда оставалась экзоглоссной, поскольку всегда ее компонентами были импортированные языки не такой, как у кыргызского языка, типологической общности: монгольский, арабский, персидский, русский, китайский и т.д. В XIX и XX вв. на ЯС в КР в целом и на языковое состояние кыргызского идиома в частности очень сильно влиял русский идиом, и сформировалась асимметричная ЯС.
При этом на территории Кыргызстана всегда жили разные этносы, и во времена Советского Союза демографическая мощность кыргызского этноса не была доминирующей. Правительство Советского Союза усиливало функции русского идиома как языка межэтнического общения, и эта политика стихийно поддерживалась всеми, так как знание русского языка давало намного больше возможностей для карьеры на общесоюзном уровне, чем знание кыргызского языка (ярким примером можно считать жизненный путь известного ученого, изобретателя и политика А. А. Акаева: он окончил Ленинградский институт точной механики и оптики, работал инженером и ученым, потом стал политиком, президентом КР, а ныне работает профессором Высшей школы экономики в Москве). Среди кыргызов появился языковой нигилизм, многие не знали свою традиционную культуру, историю. Наоборот, они в школе изучали русскую и советскую историю и литературу. Такая ЯС началась изменяться в конце существования СССР в связи с ростом национальных амбиций у местной интеллигенции. Однако часто эти амбиции только декларировались.
Приобретение независимости сильно повлияло на ЯС в КР, потому что изменилась демографическая ситуация в республике. Из-за тоталитарной ЯП в 1990 гг. русские и другие европейские этносы уехали из Кыргызстана, и кыргызский идиом приобред сравнительно более сильную демографическую мощность. Тем не менее, его функциональная мощность не стала сильнее во многих сферах общения, и русский идиом приобрел статус сильного универсального языка, а кыргызский идиом — слабого полифункционального языка.
К настоящему времени правительство КР дважды утверждало национальные программы для расширения функций государственного (в советское время — титульного) языка: на 2000-2010 гг. и на 2014-2020 гг. В последней государственной программе внимание обращено на развитие кыргызской научной терминологии и на создание Кыргызтеста — Теста по государственному языку для граждан КР. Иметь сертификат Кыргызтеста было объявлено
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
обязательным условием для администраторов, чиновников, кандидатов в президенты и др. Тем не менее, функции русского идиома сильны по-прежнему в кыргызстанском обществе.
В кодификаторской сфере, пережив этапы арабизации, латинизации и остановившись на кириллизации, кыргызский идиом за 100 лет получил большой прогресс. Кыргызские лингвисты составили грамматики, словари, энциклопедии и т.д. В 1990-х гг. снова возникла дискуссия по поводу возвращения к латинице, но эти планы не были реализованы по экономическим причинам. В последнее время кыргызский язык начинает употребляться в интернет-сфере, но его многие функции пока ограничены, и нужно долгое время, чтобы они расширились. Влияние русского идиома существует и здесь.
Русский идиом не является родственным языком кыргызскому, и ЯС в КР (точнее в северной части КР) — гетерогенная, а русский язык считается самым богатым источником для лексических заимствований в кыргызский. Иногда он становится языком-посредником: «в современный кыргызский язык вошли заимствованные слова из английского идиома с помощью русского идиома. В результате существования тесных языковых контактов между русским и кыргызском идиомами следующие слова вошли в обиход кыргызстанцев, например, бизнес, ланч, кофе-брейк и т.д.» [海淑英. 2015. С.128]. Для кыргызского языка «русские и греко-латинские заимствования необходимы в том случае, когда в родном языке отсутствует эквивалентное слово» [Дмитриева. 2015. С.251]. Русские заимствования — русизмы — стали неотъемлемой частью кыргызского литературного лексикона, потому что в Кыргызстане не было языкового пуризма. Наоборот, кодификаторы стремились создавать специальную терминологию с помощью русских заимствованных корней или целых слов.
ЯС в научной сфере обычно тесно связана с ЯС в кодификаторской сфере. В советское время кыргызский идиом не так часто использовался в качестве языка науки, но теперь ЯС в научной сфере имеет тенденцию стать более сбалансированной со временем. В этом, возможно, хороший пример — турецкий язык, который является самым развитым среди тюркских языков.
Специалисты могут выбирать один из трех языков —русский, английский или кыргызский — на научных мероприятиях, писать научные статьи и диссертации на них (см. рис. 61).
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
Рис. 61. Опубликованные диссертации кыргызстанских ученых на кыргызском и русском языках, их авторами являются соответственно Ж. К. Омурзакова и С. К. Османова
Фото автора диссертации Тайбэй. 11.12. 2017
В настоящее время статус кыргызского идиома в юридической сфере выше статуса официального языка, однако в реальности функциональная мощность русского идиома больше мощности кыргызского идиома. По результатам нашего анкетирования мы можем утверждать, что в столице Бишкеке люди используют чаще русский в общении с работниками кафе, в магазинах, администрации, милиции, больницах и поликлиниках. Такая ситуация отражает несбалансированную ЯС и противоречит тенденции монолингвализма, когда-то объявленной правительством КР и закрепленной в первых законах. ЯС в Кыргызстане так и осталась полилингвальной, особенно в образовательной сфере, в состав которой входит разные компоненты: идиомы этнических меньшинств, таких как дунган и уйгуров, и полифункциональные идиомы — русский и кыргызский, а также мировые идиомы — английский, китайский, турецкий, тот же русский и др.
На территории КР существуют иностранные образовательные учреждения, такие как Кыргызско-турецкий университет «Манас» и АУЦА, а также в этой сфере активно участвует негосударственный Фонд «Сорос-Кыргызстан». Отметим, функция и престиж китайского языка постепенно повышаются в связи с тесными торгово-экономическими связями с КНР.
Респонденты говорят, что для карьеры лучше изучать китайский идиом, однако по результатам анкетирования, видно, что респонденты все-таки предпочитают, чтобы их дети и внуки изучали три языка, и пока китайский язык не включен в число этих трех языков. В целом же престиж и демографическая мощность новых компонентов ЯС растут, а функциональная мощность кыргызского идиома в 1980-1990-х гг. была слабой и за 30 лет не сравнялась с мощностью русского идиома. До сих пор есть нехватка педагогических кадров и образовательных ресурсов для обучения кыргызскому языку. В настоящее время, в школьных образовательных системах
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
господствует билингвизм. Считается, что в русских школах нужно учиться кыргызскому языку, и в кыргызских школах — русскому. Однако образовательная сфера всегда тесно связана с экономикой, и для кыргызов русский идиом остается самым влиятельным для карьерного роста.
Между КР и РФ экономические отношения тесные, и для трудовых мигрантов владение русским языком жизненно необходимо, а их денежные переводы из РФ очень важны для экономики страны. По данным Статистического ежегодника Киргизской Республики за 2011–
2015 гг., Россия представляется важным торговым партнером КР, так как суммы импорта из нее в 2012 г. составил 32,57% от общего количества импорта в КР, в 2013 г. — 33,22%, в 2014 г. — 31,03%. Экономический фактор влияет на престиж идиомов. В результате нашего анкетирования большинство респондентов считают оба языки выгодными при поиске работы, однако 20% респондентов не считают кыргызский идиом полезным в этом деле, становясь языковыми нигилистами. Высококвалифицированная и хорошо оплачиваемая работа требует знания других языков. Тем не менее, «Национальная Программа развития государственного языка и совершенствования языковой политики в Кыргызской Республике на 2014-2020 годы»
предполагает создание «Кыргызтеста», для проверки уровня владения государственным языком у тех, кто хочет иметь хорошую государственную должность. Но до апреля 2017 г. механизм
«Кыргызтеста» не был совершенен.
В сфере масс-медиа тиражи изданий на кыргызском языке увеличиваются, и считается, что его функциональная мощность там растет, но результаты анкетирования показали: больше респондентов смотрят русские передачи, слушают русское радио и читают газеты и журналы на русском языке. Русский идиом выполняет очень важную функцию, если речь идет об интернет-общении, особенно при использовании смартфонов. Большинство наших респондентов предпочитают русский идиом в этой высокотехнологичной сфере. Иными словами, ЯС в этой сфере несбалансированная и асимметричная.
В религиозной сфере ЯС в КР иная. Кыргызстанцы исповедуют ислам преимущественно суннитского толка. Имеются там и салафистские сообщества. В этих сообществах креолизованный арабский является монофункциональном идиомом, и они пользуют его для чтения Корана. Однако многие кыргызы используют кыргызский и как язык молитвы, и как язык общения с муллами. В этой сфере демографическая мощность кыргызского идиома сильная, без смешения кодов и интерференции с русским идиомом.
В КР 1990-х гг. у кыргызов в сфере культуры был довольно сильный языковой нигилизм, против чего активно выступал Чингиз Айтматов. К настоящему времени отношение людей к собственной трандиционной культуре и языку изменилось. Результаты анкетирования
‧
<https://regnum.ru/news/polit/1604953.html>]. Депутат также предложила принимать другой экстремистский метод для ускорения языкового планирования: «отправлять в армию или
‧
https://www.hakka.gov.tw/Content/Content?NodeID=626&PageID=37585]. В основном, большинство жителей Тайваня являются носителями ханьских идиомов, но, тем не менее, ЯС
‧
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
был опубликован закон «О телевидении и радио» («廣播電視法»), чтобы ограничить число передач на других идиомах [Цит. по: Web. 14.04.2017
<http://law.moj.gov.tw/LawClass/LawAll.aspx?PCode=P0050001>].
ЯС на острове изменилась в сторону языкового плюрализма после выборов 2000 г., и в ЯП появилась демократическая тенденция сохранять местные культуры и идиомы, был принят закон «О языке трансляции объявлений в общественном транспорте»(«大眾運輸工具播音語言 平等保障法»), статья 6 которого гарантирует: «кроме государственного языка, необходимо транслировать сообщение на миньнань и хакка» [Цит. по: Web. 14. 04. 2017
< http://www.rootlaw.com.tw/LawContent.aspx?LawID=A040110020004000-0890419>]. С 2002 г.
включили в школьную образовательную программу миньнань, хакка и аборигенные идиомы. В 2006 г. Правительство Китайской Республики утвердило стандарт правописания миньнань [台 灣 語 言 政 策 大 事. Цит. по: Web. 11.12.2017 <http://dig.nmtl.gov.tw/taigi/02sp/04_list.html>].
Позднее государство начало создавать комитеты для сохранения и развития языков и культур, следуя закону «О культуре хакка» ( « 客 家 基 本 法 ») [Цит. по: Web. 14. 04.
2017< http://law.moj.gov.tw/LawClass/LawAll.aspx?PCode=D0140005 >], который был принят 27 января 2010 г. В статье 1 данного закона написано, что он «принят с целью развития культуры хакка и гарантии прав общины хакка». Изменения в ЯП Китайской Республики носят демократичный характер. Отметим, что плюрализм появился тогда, когда мандарин стал универсальным идиомом в Китайской Республике.
Были также созданы телевизионный канал для носителей языка хакка, парки культуры хакка, утверждено государственное тестирование по языку хакка. Тем не менее, ЯС в среде хакка ухудшается, и 47,6% из них считают, у них все меньше шансов использовать хакка в жизни. В настояшее время среди хакка 64,3% носителей языка могут понимать его, 46,8% — говорить. Обычно хакка используется в общении людьми старшего поколения, люди среднего возраста и молодежь не говорят на хакка. Вообще говорящих на хакка среди молодого поколения мало [105 年度全國客家人口暨語言基礎資料調查研究 Цит. по: Web. 12.12.2017 https://www.hakka.gov.tw/Content/Content?NodeID=626&PageID=37585]. Другими словами, демографическая и коммуникативная мощность хакка падает. В дальнейшем правительство планируют создать специальные районы-автономии, в которых компактно смогут жить хакка и использовать родной язык в сферах делопроизводства и образования, но вряд ли это исправит ситуацию. В целом, для ЯС среди носителей хакка характерен асимметричный билингвизм.
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
Рис. 62. Формозские аборигенные языки
Фото с сайта Web. 13.12.2017 < https://www.thenewslens.com/article/45558>
Аборигенные идиомы отличаются от китайских идиомов, и ЯС с ними может характеризоваться как гетерогенная и гетероморфная. После долговременной тоталитарной ЯП на Тайване в 1980 гг. появилось общественное движение аборигенов, борющихся за свои языковые права [何傳坤〈母語死，族群亡—談台灣原住民族的語言處境〉Цит. по: Web.
13.12.2017 <https://www.thenewslens.com/article/45558>]. После 2000 г. правительство приняло комплекс мер для ревитализации аборигенных идиомов, в том числе для их кодификации, создания стандартов и процедур тестирования. По научным докладам, опубликованных ЮНЕСКО в 2009 г., на Тайване 9 аборигенных языков и диалектов относятся к уровню
«находятся на грани исчезновения», поэтому в государственной программе «О ревитализации языков аборигенных народов за 6 лет»(«原住民族語言振興第 2 期六年計畫») перечислены главные проблемы, которые мешают хотя бы небольшому исправлению ЯС.
1) Языковой нигилизм среди самого аборигенного населения. Некоторые аборигенные этносы считают свои языки бесполезными для карьеры. У них нет мотивации изучать свои родные языки, и ЯС постоянно ухудшается из-за сильного влияния мандарина и английского языка.
2) Слабая коммуникативная мощность. По официальным данным, в настоящее время более 33% аборигенного населения живет в мегаполисе или городах, и несбалансированная ЯС препятствует сохранению традиционных культур. Аборигены среднего возраста плохо владеют родным языком или совсем не используют его.
‧
<https://www.matataiwan.com/2017/05/11/indigenous-language-development
/
>]. Однако, фактические результаты этой ЯП пока не ясные, потому что самой большой проблемой для расширения функций аборигенных идиомов является языковой нигилизм. Престиж их падает, и ЯС среди носителей аборигенных идиомов может быть охарактеризована как асимметричная мультилингвальная.По официальным данным в переписи 2008 г., на Тайване 73% населения знают миньнань [Цит. по: Web. 14.12.2017 <https://zh.wikipedia.org/wiki/臺灣人口>], то есть, как уже говорилось, миньнань занимает второе место на острове по демографической мощности, однако, из-за влияния долговременной тоталитарной ЯП ситуация вокруг него сложная. Как и в случае с хакка, молодое поколение обащается на миньнань все реже, а их дети вообще не говорят на нем, поэтому лет через 20-30 этот идиом может исчезнуть [陳宛茜、彭宣雅，〈台語瀕危 30 年後滅 亡？〉Цит. по: Web. 11.12.2017 <https://udn.com/news/story/10891/2321288>]. Мандарин сильно теснит и другие идиомы, и в связи с этим в 2016 г. продолжилось обсуждение законопроекта, согласно которому статус всех идиомов должен быть равновесным с юридической точки зрения:
«государственные органы всех ступеней должны создать благоприятную обстановку для всех
‧
<http://www.appledaily.com.tw/realtimenews/article/new/20170304/1068844/>]. По мнению других специалистов, «большинство статей в законопроекте “О развитии государственных
<http://www.appledaily.com.tw/realtimenews/article/new/20150818/672406/>]. Такие мнения отражают языковой нигилизм и постоянно ухудшающийся функциональный статус миньнань.
по: Web. 13.12.2017 <https://udn.com/news/story/10891/2321251>]. Теперь функции разных идиомов в Китайской Республике классифицируют
При этом разные идиомы в Китайской Республике носят разный функциональный характер, например монофункциональный язык — тибетский как язык молитвенной практики, остальные идиомы — полифункциональные в разной мере, но универсальный идиом — только мандарин.
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
Вопреки продвижению правительственной ЯП, в настоящее время на Тайване преимущественно характерен асимметричный билингвизм.
Рис. 63. Реклама ликвидации языковой дискриминации
Фото с сайта Web. 14.04.2017. <http://nit.taipei/ct.asp?xItem=72595755&ctNode=53560&mp=102161>
Сходства и различия между ЯП и ЯС в КР и Китайской Республике. Нами выявлены следующее сходство:
1) обе страны находятся в важных геополитических и торговых регионах, и в связи с этим ЯС в обеих странах является экзоглоссной, на нее влияют многочисленные зарубежные негосударственные и государственные «агенты», такие как Фонд Сороса, Гёте-Институт, Британский совет и т.д. В ЯС обеих стран важную роль играет английский идиом.
2) ЯС в двух странах является полилингвальной, гетерогенной и гетероморфной.
3) Для ЯС в КР и Китайской Республике характерна несбалансированность. В КР титульным народом является кыргызский этнос, который составляет 74% от всего населения КР, на Тайване носители китайских идиомов составляют более 95%. Демографическая мощность влияет на ЯП и ЯС. ЯС в обеих странах характеризуется наличием асимметричного билингвизма, то есть большинство носителей кыргызского идиома и миньнан в многих сферах не используют родные языки.
4) В КР и Китайской Республике имеются сильные полифукнциональные идиомы, их полифункциональность усиливается законодательством. В Кыргызстане lingua franca является русский язык, на Тайване — мандарин. Эти идиомы постоянно остаются языками межэтнического общения и вытесняют другие идиомы из различных сфер использования.
5) Правительства двух стран продвигают ЯП, чтобы повысить статусы идиомов и культуры этнических меньшинств, но языковой нигилизм мешает реализации многих правительственных проектов. Во многих странах люди считают носителей диалектов и аборигенных языков немодными и малокультурными, хотя ситуация может меняться, и роль знаменитых, публичных людей в этом велика. Например, в августе 2017 г. на острове состоялась Универсиада, и теннисист с Тайваня, родившийся в США, получив золотую медаль, давал
‧
<http://news.ltn.com.tw/news/life/breakingnews/2180034>]. Однако языковая дискриминация до сих пор существует. Людям иногда стыдно говорить публично на диалекте, кроме особых
‧ 國
立 政 治 大 學
‧
N a tio na
l C h engchi U ni ve rs it y
По этим причинам развитие ЯП в КР и Китайской Республике идет в разных направлениях.
Рис. 64. Библия пресвитерианской церкви на тайском с помощью китайских иероглифов Фото автора диссертации. Тайбэй 24.12.2016
На Тайване было время «經濟奇蹟», или «экономического чуда» в 1960-1970 гг., в связи со стабильным и более строгим контролем общественной жизни. Другими словами, ради успешного развития экономики правительство Китайской Республики пожертвовало культурным разнообразием, и строгая ЯП минимизировала функции других идиомов. В сегодняшнем обществе считают языковую свободу — правом каждого человека, и ЯП в Китайской Республике является демократичной. Правительство старается ликвидировать языковую дискриминацию. Также отношение граждан к чужим языкам изменяется, но результатов пока не достаточно. До сих пор в каждой сфере общения, кроме бытовой, функции других китайских и аборигенных идиомов вытесняют мандарин и английский, также престиж некоторых идиомов низкий.
После распада СССР с целью объединения всех этносов и оформления новой идентичности, тоталитарная ЯП в КР выполняла аналогичную функцию. Однако такая тенденция испортит культурное разнообразие на территории КР и разрушило межэтническое согласие. С учетом этого стабильная и демократичная ЯП необходима для многонациональной КР.
Данная диссертация была посвящена рассмотрению развития ЯП и ЯС в КР. ЯС в Кыргызстане экзоглоссная, и ЯП влияет на все сферы в КР. Надеемся, что в каждой стране в будущем будут созданы условия для сохранения и развития этнических языков, будет проводиться демократичная ЯП и, по возможности, сохраняться и развиваться гармонично полилингвальная ЯС.
‧
4. 大衛．克里斯托，《語言的死亡 Language Death》。臺北：貓頭鷹出版社：2001。
5. 才甫丁‧依沙克，〈柯爾克孜語對維吾爾語的影響研究 — 以克茲勒蘇克爾克孜自治州維吾
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
Formosana. Vol. I: Humanitarian Values in Slavic Languages and Cultures. Taipei, 2016. P.339-‧
‧
‧
‧
‧
‧
‧
1 Abashin S. Migration from Central Asia to Russia in the New Model of World Order // Russian Politics & Law. Taylor & Francis Group, 2014.
2 Agarin T. Russian minority politics in post-Soviet Latvia and Kyrgyzstan: the transformative power of informal networks // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2012.
3 Atamanov A. & Berg M. V. D. International labour migration and local rural activities in the Kyrgyz Republic: determinants and trade-offs // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2012.
4 Aydingün A. Creating, recreating and redefining ethnic identity: Ah L ska/Meskhetian Turks in Soviet and post-Soviet contexts // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2002.
5 Azami D. The Islamic State in South and Central Asia // Survival. Taylor & Francis Group, 2016.
6 Bader M. Democracy Promotion and Authoritarian Diffusion: The Foreign Origins of Post-Soviet Election Laws // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2014.
7 Baimyrzaeva M. Kyrgyzstan’s Public Sector Reforms: 1991–2010 // International Journal of Public Administration. Taylor & Francis Group, 2011.
8 Bayalieva-Jailobaeva, K. A new look: professionalization of NGOs in Kyrgyzstan // Central Asian Survey. Taylor & Francis, 2014.
9 Beyer J. Constitutional Faith Law and Hope in Revolutionary Kyrgyzstan // Journal of Anthropology. Taylor & Francis Group, 2015.
10 Bussmann, H. Routledge Dictionary of language and linguistics // London and NY: Routledge, 1998.
11 Buxton C. NGO networks in Central Asia and global civil society: potentials and limitations //
Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2009.
12 Cheterian V. Kyrgyzstan: Central Asia’s Island of Instability // Survival. Taylor & Francis Group, 2010.
13 Commercio M. E. Exit in the Near Abroad: The Russian Minorities in Latvia and Kyrgyzstan //
Problems of Post-Communism. Taylor & Francis Group, 2004.
14 Commercio M. E. The politics and economics of “retraditionalization” in Kyrgyzstan and Tajikistan // Post-Soviet Affairs. Taylor & Francis Group, 2015.
15 Dadabaev T. Shanghai Cooperation Organization (SCO) Regional Identity Formation from the Perspective of the Central Asia States // Journal of Contemporary China. Taylor & Francis Group, 2014.
16 Demir C. E. Balci, A. & Akkok, F. The role of Turkish schools in the educational system and social transformation of Central Asian countries: The case of Turkmenistan and Kyrgyzstan //
‧
Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2000.
17 DeYoung A. J. Embracing globalization: university experiences among youth in contemporary Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2010.
18 DeYoung A. J. Lost in Transition: Redefining Students and Universities in the Contemporary Kyrgyz Republic // Florida: University of South Florida. 2011.
19 DeYoung A. J. Problems and trends in education in Central Asia since 1990: the case of general secondary education in Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2006.
20 Doolot A. & Heathershaw, J. State as resource, mediator and performer: understanding the local and global politics of gold mining in Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2015.
21 Dorofeev S. Russian and U.S. Interests in Central Asia // Russian Politics & Law. Taylor & Francis Group, 2013.
22 Faranda R & Nolle, D. B. Boundaries of ethnic identity in Central Asia: titular and Russian perceptions of ethnic commonalities in Kazakhstan and Kyrgyzstan // Ethnic and Racial Studies.
Taylor & Francis Group, 2010.
23 Ferdinand S., Komlosi F. Vitality of the Kyrguz in Bishkek // International Journal of Russsian Studies. Wilmington. 2016.
24 Fierman W. Identity, Symbolism, and the Politics of Language in Central Asia // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2009.
25 Fierman W. Russian in Post-Soviet Central Asia: A Comparison with the States of the Baltic and South Caucasus // European-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2012.
26 Gherghina S., Jiglau G. Explaining Ethnic Mobilisation in Post-Communist Countries // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2011.
27 Gross P., Kenny T. The Long Journey Ahead: Journalism Education in Central Asia // Problems of Post-Communism. Taylor & Francis Group, 2008.
28 Hann, C., Pelkmans M. Realigning Religion and Power in Central Asia: Islam, Nation-State and (Post)Socialism // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2009.
29 Hardenberg R. Collective, communicative and cultural memories: examples of local historiography from northern Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2012.
30 Heathershaw J. Rethinking the International Diffusion of Coloured Revolutions: The Power of Representation in Kyrgyzstan // Journal of Communist Studies and Transition Politics. Taylor &
Francis Group,2009.
31 Hierman B. Central Asian Ethnicity Compared: Evaluating the Contemporary Social Salience of Uzbek Identity in Kyrgyzstan and Tajikistan // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2015.
‧
32 Holt B. D. Roads, Power, and Schools: A Brighter Future for Bishkek and the Region // American Foreign Policy Interests. Taylor & Francis Group, 2010.
33 Huskey E., Hill D. Regionalism, personalism, ethnicity, and violence: parties and voter preference in the 2010 parliamentary election in Kyrgyzstan // Post-Soviet Affairs. Taylor & Francis Group, 2013.
34 Huskey E., Iskakova G. The Barriers to Intra-Opposition Cooperation in the Post-Communist World: Evidence from Kyrgyzstan // Post-Soviet Affairs. Taylor & Francis Group, 2010.
35 Ibold H. Disjuncture 2.0: youth, Internet use and cultural identity in Bishkek // Central Asia Survey.
Taylor & Francis Group, 2010.
36 Isaacs R., Polese A. Between “imagined” and “real” nation-building: identities and nationhood in post-Soviet Central Asia. // The Journal of Nationalism and Ethnicity. Taylor & Francis Group, 2015.
37 Isabaeva E. Leaving to enable others to remain: remittances and new moral economies of migration in southern Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2011.
38 Ismailbekova A. Migration and patrilineal descent: the role of women in Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2014.
39 Jacquesson S. From clan narratives to clan politics // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2012.
40 Jiménez-Tovar S. Limits of diaspority in Central Asia: contextualizing Dungan’s multiple belongings // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2016.
41 K. Aminov V. Jensen, S. Juraev I. Overland, D. Tyan, Y. Uulu. Language Use and Language Policy in Central Asia // Central Asia Regional Data Review, Vol. 2, No. 1, Spring 2010.
42 K. Markelova. Kyrgyz an emerging language // The UNESCO Courier. UNESCO, 2009, P. 23-24.
43 Karagiannis E. The New Face of Political Islam in Central Asia: The Rise of Islamo-democrats //
Journal of Muslim Minority Affairs. Taylor & Francis Group, 2016.
44 Kirmse S. B. In the marketplace for styles and identities: globalization and youth culture in southern Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2010.
45 Koch N. R. Globalizing Central Asia: geopolitics and the challenges of economic development //
Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2014.
46 Kosmarskaya N. Russia and Post-Soviet “Russian Diaspora”: Contrasting Visions, Conflicting Projects // Nationalism and Ethnic Politics. Taylor & Francis Group, 2011.
47 Kozhokin E. Geopolitical Importance of Central Asia: Russian View // Strategic Analysis. Taylor
& Francis Group, 2009.
48 Libman A., Vinokurov E. Is it really different? Patterns of regionalization in post-Soviet Central Asia // Post-Communist Economies. Taylor & Francis Group, 2011.
‧
49 Marat E. Imagined Past, Uncertain Future: The Creation of National Ideologies in Kyrgyzstan and Tajikistan // Problems of Post-Communism. Taylor & Francis Group, 2008.
50 Markelova K. Kyrgyz: An “Emerging” Language // The UNTSCO Courier. UNSCO. 2009.
51 Matveeva A. Legitimising Central Asian Authoritarianism: Political Manipulation and Symbolic Power // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2009.
52 Matveeva A. Russia’s changing security role in Central Asia // European Security. Taylor &
Francis Group, 2013.
53 McGlinchey E. Islamic Revivalism and State Failure in Kyrgyzstan // Problems of Post-Communism. Taylor & Francis Group, 2009.
54 Medvedev R. The Russian Language Throughout the Commonwealth of Independent States:
Toward a Statement of the Problem // Russian Politics & Law. Taylor & Francis Group, 2007.
55 Montgomery D. W. The postsocialist religious question: faith and power in Central Asia and East-Central Europe // East-Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2009.
56 Mostowlansky T. Making Kyrgyz spaces: local history as spatial practice in Murghab(Tajikistan) // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2012.
57 Murzakulova A., Schoeberlein J. The Invention of Legitimacy: Struggles in Kyrgyzstan to Craft an Effective Nation-State Ideology // European-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2009.
58 Nunan T. Ferghana Valley: The Heart of Central Asia // Europe-Asia Studies. Taylor & Francis Group, 2013.
59 Omelicheva M. Y. Convergence of Counterterrorism Policies: A Case Study of Kyrgyzstan and Central Asia // Studies in Conflict & Terrorism. Taylor & Francis Group, 2009.
60 Orusbaev A., Mustajoki A., Protassova E. Multilingualism, Russian Language and Education in Kyrgyzstan // International Journal of Bilingual Education and Bilingualism. University of Helsinki, 2008.
61 Paasiaro M. Home-grown strategies for greater agency: reassessing the outcome of civil society strengthening in post-Soviet Kyrgyzstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2009.
62 Parham S. The bridge that divides: local perceptions of the connected state in the Kyrgyzstan–
Tajikistan–China borderlands // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2016.
63 Peshkova S. Chaos, violence, and dynasty: politics and Islam in Central Asia // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2015.
64 Radford D. Contesting and negotiating religion and ethnic identity in Post-Soviet Kyrgyzstan //
Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2014.
65 Radnitz S. Paranoia with a purpose: conspiracy theory and political coalitions in Kyrgyzstan //
Post-Soviet Affairs, Taylor & Francis Group, 2016.
66 Reeves M. Infrastructural Hope: Anticipating ‘Independent Roads’ and Territorial Integrity in
‧
Southern Kyrgyzstan // Journal of Anthropology. Taylor & Francis Group, 2016.
67 Reeves M. Introduction: contested trajectories and a dynamic approach to place // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2011.
68 Roberts K. Post-Communist youth: is there a Central Asian pattern? // Central Asia Survey. Taylor
& Francis Group, 2010.
69 Roberts K. Youth and globalization in Central Asia: everyday life between religion // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2014.
70 Rubin B. R. Central Asia and Central Africa: Transnational Wars and Ethnic Conflicts // Journal of Human Development. Taylor & Francis Group, 2006.
71 Ruget V., Usmanalieva B. Citizenship, migration and loyalty towards the state: a case study of the Kyrgyzstani migrants working in Russia and Kazakhstan // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2008.
72 Ruget V., Usmanalieva B. Social and Political Transnationalism Among Central Asian Migrants and Return Migrants // Problems of Post-Communism. Taylor & Francis Group, 2011.
73 Ryabkov M. The north–south cleavage and political support in Kyrgyzstan // Central Asia Survey.
Taylor & Francis Group, 2008.
74 S. Ö ztürk. The state building of Uzbekistan: Nation state, democratic state, secular state, state with a market economy, independent state building processes // International Journal of Russian Studies, 2014.
75 Sabzalieva E. Challenges in contemporary higher education in Kyrgyzstan, Central Asia //
Perspectives: Policy and Practice in Higher Education. Taylor & Francis Group, 2015.
76 Sahadeo J. Druzhba Narodov or second-class citizenship? Soviet Asian migrants in a post-colonial world // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2007.
77 Schmidt M., Sagynbekova L. Migration past and present: changing patterns in Kyrgyzstan //
Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2008.
78 Schröder P. ‘Urbanizing’ Bishkek: interrelations of boundaries, migration, group size and opportunity structure // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2010.
79 Schröder P. Avoidance and appropriation in Bishkek: dealing with time, space and urbanity in Kyrgyzstan’s capital // Central Asian Survey. Taylor & Francis Group, 2016.
80 Schröder P., Stephan-Emmrich M. The Institutionalization of Mobility: Well-being and Social Hierarchies in Central Asian Translocal Livelihoods // Nobilities. Taylor & Francis Group, 2016.
81 Shagdar B. Human capital in Central Asia: trends and challenges in education // Central Asia Survey. Taylor & Francis Group, 2006.
82 Shamatov D. The Impact of Standardized Testing on University Entrance Issues in Kyrgyzstan //
European Education, Vol.44, No. 1, Taylor & Francis Group, 2012.